такой игольчатый валик, он-то их и ставит. Это нужно для профессиональных фотохудожников — очень удобно корректировать настройки если снимаешь тот же самый ракурс.

— А что они означают?

— Первые три цифры это режим в котором был сделан снимок. Три нуля — вот как у вас на этой фотографии — это минимальная выдержка, превосходная освещенность и максимальная дальность. Потом идут еще три цифры: марка фотомашины в международном каталоге. Кустарные машинки ее никогда не ставят: за подделку номера марки — сумасшедший штраф. И последние две: тип используемой кассеты: ноль-один — зачарованная кассета, десять — зачарованная высокого качества, один-один — чистая алхимическая кассета стандартного образца… Видите, вот тут на кассетах такие зубчики? Они попадают в пазы над валиком и он проворачивается на нужный оборот…

Фигаро молча кивал и что-то неустанно строчил в своем блокнотике. Закончив он благодарно взглянул на жандарма и сердечно пожал ему руку.

— Смайл, вы меня спасаете. В этих журналах все такое… непонятное.

— А вы не с них начинайте, — посоветовал Смайл. — Прочтите для начала "Начинающему фотохудожнику" Штульфа или "Азбуку света" Винзеля. Я сам так начинал… Но я одного не пойму: неужели вы пригласили меня сюда поговорить в ваших успехах на ниве фотографии?

— Ну что вы! — следователь достал трубку и кисет. — Конечно нет. Хотя вы мне здорово помогли… У меня будет еще одна просьба…

— Опять?! — Смайл схватился за голову. — Вам мало этой комедии с охраной чертежей, которую я вчера устроил?!. Кстати, я хорошо сыграл, как вы думаете?

— Отлично, просто отлично, — заверил Фигаро. — Вы просто настоящий театрал. Не факт, конечно, что нас подслушивали, но такую возможность никогда нельзя полностью отбрасывать… Но то о чем я вас попрошу не займет много времени и не требует вашего личного участия… Ну, почти не требует.

Смайл закрыл глаза. На его лице проступило выражение глубокого страдания. Почти как при зубной боли.

— Чего вы хотите? — простонал он.

— О, сущие пустяки! Я хочу чтобы завтра вы явились на Пружинную и сделали публичное заявление. Суть такова: вам срочно необходимо проверить личные дела всех работников фабрики на должности не ниже старших мастеров. Никаких объяснений вы давать не намерены, дабы не нарушать секретность дела. Всем работникам фабрики запрещено покидать город до окончания расследования.

Смайл закрыл лицо руками и выглянул в щелочку между разведенными пальцами.

— Что-то еще?

— Да, кое-что. Около половины пятого вечера вы вызовите двух крепких жандармов из управы. Постарайтесь, чтобы они были одеты в штатское, но выглядели при этом как жутко официальные господа. Заявите — опять-таки публично — что вы конфискуете одно из личных дел до особого распоряжения а архив бюро по кадрам опечатываете, как минимум, до завтрашнего вечера. Возьмите с собой папку — любую папку — и унесите, но обязательно так, чтобы не было видно, чье именно это дело.

— Ага. — жандарм глубоко затянулся сигаретой и раздавил окурок в пепельнице. — Я, кажется, понял, чего вы хотите добиться. Вы думаете, что у предполагаемого шпиона и убийцы сдадут нервы и он, запаниковав, наделает глупостей? Бросьте. Если он профессионал, то это будет просто очередной дешевой комедией, а этот ваш шпион посмеется над нами в кулачок.

— Вы правы, Смайл. Но я не закончил. Господин Форинт попросит вас поместить его драгоценные чертежи в хранилище управы на время расследования. А вы откажетесь. Сперва. А потом попросите пару дней на получение разрешения от начальства.

…Кабинет Франсуа Форинта, ответственного директора и совладельца тудымской Пружинной фабрики располагался на пятом этаже административного корпуса номер два и одной из своих стен выходил прямо в цех окончательной сборки. Эта стена представляла собой сплошное стекло — Форинт в редкие свободные минуты страсть как любил наблюдать за работой отлаженного механизма сборочного цеха. Это успокаивало его нервы. Из тех же соображений на стекло было наложено заклятье полной звукоизоляции с пожизненной гарантией. Это, правда, не особо помогало: звуки прекрасно проникали в кабинет через камень стен и железную арматуру, но фабрикант не жаловался, похоже, воспринимая фабричный шум примерно так же, как механик воспринимает грохот парового двигателя: шумит — значит работает, значит, все хорошо.

Впрочем, сейчас, в самый глухой час ночи, когда пульс Пружинной замедлялся до едва слышного биения горячего воздуха за отопительными решетками и редких щелчков остывающего металла в цехах, в кабинете было тихо. Тихо и темно; только кое-где на громадах станков чернеющих за стеной-окном тускло мерцали зеленые лампы служебной сигнализации.

По длинному, полному теней коридору ведущему к дверям кабинета директора двигалась темная фигура.

Это был человек в черном плаще, больше, однако, похожем не на монашеские одеяния, а на маскировочные халаты армейской разведки: ткань плотно облегающая руки и ноги, широкий пояс со множеством пристяжных сумочек и высокий капюшон, полностью скрывающий лицо. Следователь ДДД Фигаро мгновенно опознал бы в этом наряде форму королевского спецотряда "Ночные Снайперы" — не хватало только винтовки класса "Осирис" за спиной.

Ковер на полу сам по себе глушил шаги, но человек двигался настолько бесшумно, что впору было заподозрить его в нематериальности: так мог бы двигаться призрак или иллюзия. Ну, или кто-то, кому хватило денег на персональный колдовской глушитель звука.

Фигура в плаще остановилась перед дверью директорского кабинета и некоторое время стояла неподвижно. Затем таинственный ночной посетитель положил руку в перчатке на дверную ручку и нажал на ее позолоченный рычаг отлитый в виде львиной лапы.

Ничего не произошло — дверь была заперта. Человек тихонько вздохнул и достал из внутреннего кармана длинный зеленый стержень, похожий на карандаш-переросток, которым затем слегка коснулся замка.

Что-то сухо щелкнуло; стержень заискрил и сменил цвет на красный. Человек в плаще чертыхнулся и спрятал странное приспособление в карман, достав вместо него похожий стержень, только потоньше, цвета графита, который сунул прямо в замок.

Раздалось шипение и замок мгновенно раскалился добела, а затем с печальным хрустом вывалился внутрь кабинета, оставив после себя огромную дыру в окованной железом двери. Запахло паленым ворсом. Ночной взломщик толкнул дверь — та даже не скрипнула — и вошел в кабинет.

Человек в плаще аккуратно прикрыл за собой дверь, потушил каблуком сапога тлеющий ковер, обогнул огромный стол для заседаний, попутно подвинув на место одно из кожаных кресел на колесиках, и, подойдя к висящему на стене портрету с которого хмуро взирал увешанный медалями господин с внушительным животом и обвислыми